Том 9. Три страны света - Страница 127


К оглавлению

127

Рано утром Анисья Федотовна в волнении вбежала к Полиньке и отдала ей ключи, хныкая и прося ее на несколько часов заменить ее должность.

— Ах ты, господи! — бормотала Анисья Федотовна.

— Да что случилось с вами? — спросила Полинька.

— Как что? человек умирает, пришли мне сейчас сказать, а ты боишься итти! ну как спросят? или что случится?

— Неужели у вас так строго, — спросила Полинька, — что нельзя итти, если даже кто умирает?

— Что делать? чужой хлеб ешь, так и чужую волю исполняй, как требуется.

Полинька испугалась: ей быстро представилось собственное положение: что если башмачник или Кирпичева захворают, а ее не пустят?

— Идите, идите! я все за вас сделаю! — сказала Полинька и с участием спросила: — Он вам родственник?

— Нет, — хныкая, отвечала Анисья Федотовна, — он был прежде управляющий здесь, человек доброжелательный… я его годов тридцать как знаю… да такой был здоровый, а вот вдруг захирел; сегодня уж пришли мне сказать, что зовет меня к себе: последнюю волюшку хочет объявить… Голубчик ты мой, о-хо-хо, ох!

И Анисья Федотовна завыла.

Полинька успокаивала ее и упрашивала скорей идти к умирающему.

Анисья Федотовна возвратилась через два часа. Полинька с участием спросила: как и что?

— Ах, матушка! как щепка, высох мой голубчик! едва меня узнал. «Ты, — говорит, — поклянись мне, что мою волю исполнишь! А вот, говорит, на бумагу; как я умру, так, говорит, подай сейчас кому следует: это, говорит, моя духовная».

И Анисья Федотовна таинственно вынула из ридикюля бумагу, завернутую в платок, и, развертывая ее, продолжала:

— «Ты, — говорит, — не показывай никому этой бумаги до моей смерти». А я-то грамоте не знаю! а хотелось бы мне знать, кому он свое добро отказывает? уж не мне ли? Да, кажись, у него ближе меня никого и нет!

И она, лисьими ужимками подав Полиньке бумагу, прибавила: «Ну-ка, прочтите» и подставила ухо.

Полинька развернула бумагу. Духовная была написана по форме. Полинька быстро читала; волнение ее все увеличивалось; наконец она вдруг остановилась, дочитав до места, где было написано: «Отказываю все мое имение, движимое и недвижимое, векселя под такими-то нумерами девице…»

Голос дрожал у Полиньки, руки опустились, она с ужасом смотрела на Анисью Федотовну, которая, слегка нагнув голову, ждала продолжения.

— Ну — сердито сказала она, потеряв терпение, — девице Анисье… Федо…

— Кто он такой? — в волнении спросила Полинька.

— Да читайте! Господи! Ну, прочтите и увидите, как зовут.

Полинька быстро поглядела подпись, — и вспыхнула, потом побледнела. Далеко отбросив от себя духовную, она закрыла лицо руками и зарыдала.

— Что такое, что такое? Господи! что случилось?

И Анисья Федотовна подняла духовную и спрятала ее.

— Так не мне, — спросила она, задрожав, — он отказывает? а?

— Нет! — рыдая, отвечала Полинька.

— Не мне!.. — грозно повторила Анисья Федотовна. — А, а, а! ну, так пусть его умирает, как собака! Нет, нет, не пойду!

Полинька с ужасом открыла лицо, и в глазах ее, еще полных слез, появилось страшное негодование.

— Как вам не стыдно! — сказала она с упреком. — Ведь он умирает!

— Ах! — с испугом воскликнула Анисья Федотовна. — Еще, может, можно было переменить, переделать… А я вот, старая дура, простофиля, разболтала все!

— Я ни слова никому не скажу!

Анисья Федотовна улыбнулась.

— Подите к нему: может быть, он вас ждет! — прибавила Полинька умоляющим голосом.

— Вот тебе, как не так! он, известно, рад, как я приду, да мне-то что за прибыль? да и как от дела бежать? не пустят!

Полинька побледнела. С минуту она думала, потом тихо сказала:

— Позвольте, я хоть за, вас поеду к нему. Анисья Федотовна усмехнулась.

— Да что ты за жалостливая такая! и тебе нельзя тоже раньше вечера: кто чай разольет? Ну, сохрани бог, если барыня узнает, что дома тебя нет. Рассердится… да, сердись! а вот посмотрела бы, каково одному умирать! чай, некому воды подать, чтоб горло промочить… А уж как слаб! руки — точно плети.

Полинька поспешно начала одеваться.

— Куда это? куда? — спросила Анисья Федотовна, схватив ее за платье.

— Пустите! я пойду к нему! мне нужно его видеть, — в отчаянии сказала Полинька.

— Господи! да уж не рехнулась ли ты? Как можно! А что вам делать у него? Может, уж теперь и умер… Что он вам такое?

— Я его тоже знаю!

— А, а, а, так вы знакомы? — радостно сказала Анисья Федотовна и потом таинственно прибавила: — ну, если уж такое ваше усердствие за умирающими уход иметь, так только, чур, раньше не уходить, как свое дело управите; да и то я на свою шею не беру. Спросят: где? а ты что? да ты кто в доме? Нет-с! наперед говорю: что случится — руки умываю!

Анисья Федотовна засмеялась и стала тереть рукой об руку.

— Я буду одна отвечать, если что случится! — сказала Полинька решительным голосом.

— То-то же, смотрите! — язвительно заметила Анисья Федотовна. — Вечером, — прибавила она таинственно, — как чай кончится, выдьте в сени! я туда притащу салоп и шляпку, чтоб наши-то оралы не заметили; а то пойдут кричать: «Небось, ее пускает со двора на ночь, а нас отчего?»

И Анисья Федотовна удалилась.

Полинька была в страшной тревоге; она долго плакала, поминутно смотрела на часы, а разливая чай, так была рассеянна, что лакеи, стоявшие в буфете, помирали со смеху.

Окончив чай, Полинька вышла в сени и долго ждала Анисью Федотовну, которая, наконец, явилась с салопом и шляпкой.

127