Том 9. Три страны света - Страница 166

166

Махая огромным ножом, он бежал к юрте, в которой томился пленник. С силою, которую придает мухомор, Гайчале отвалил огромные камни, загромождавшие отверстие, ведущее в юрту, и спрыгнул к своему пленнику.

Пленник пронзительно вскрикнул: Гайчале попал прямо на него своими ногами.

Не ужас, но радость ощутил пленник, увидав огромный нож в руках своего хозяина, а в глазах его прочитав признаки безумного зверства, не обещавшие пощады. Слишком долгое, слишком мучительное заключение вынес пленник, чтоб страх смерти мог смутить его!

Приподнявшись, сколько позволяли связанные ноги, он ждал удара и желал только, чтоб удар был вернее.

Но Гайчале обрубил ему ремни на руках, потом на ногах и закричал: — Иди! Иди! Ты свободен! Мухомор приказал тебя выпустить!

В минуту смекнул пленник, в чем дело. Он вырвал нож из рук дикаря, нанес ему удар, от которого дикарь повалился, с ног, и выскочил из юрты.

У шалаша стояли гости и сродники Гайчале… Они приняли пленника, выскочившего и бегущего с ножом, за Гайчале и не смели кинуться за ним.

Так освободился Степан.

Нырнув раз, потом другой, Степан ощупал на дне реки тело Кенили и с помощью Никиты вытащил ее на берег.

Не больше десяти минут пробыла она в воде; можно было надеяться спасти несчастную, и промышленники принялись откачивать ее.

Страх и надежда попеременно волновали бедного Степана. Не то чтоб он страстно любил Кенилю, но он сильно привык к ней. При разграблении одного камчатского острожка казаки захватили в плен между прочими женщинами четырнадцатилетнюю девушку — Кенилю. Русские казаки в то время делили между собою пленников и пленниц, как рабов, — «холопили», по тогдашнему выражению. Кениля досталась на долю казака, грубого и жестокого, он страшно мучил ее; но она приглянулась Степану, и Степан купил ее. Жизнь Кенили стала завидная. В благодарность дикарка привязалась к нему всеми силами своей души, ни на минуту не отставала от него и следовала за ним даже на самые трудные промыслы. Так жили они шесть лет, и Степан уже не мог вообразить себя без Кенили. Живя между русскими, она выучилась по-русски, переняла все нужные работы и была ему действительно лучше всякой жены.

Долго откачивали промышленники утопленницу, но никаких признаков жизни не обнаруживалось на бледном и прекрасном лице бедной девушки, которого неподвижные черты выражали спокойствие и ясную надежду. Все промышленники начинали смутно чувствовать бесполезность своих усилий, но продолжали их в глубоком молчании: никто первый не решался высказать страшную истину! Наконец Тарас поднялся, долго расправлял свои усталые члены, потягиваясь с таким старанием, будто хотелось ему вытянуть свои руки до бесконечности, и сел поодаль.

Потом присоединился к нему и Лука. Наконец и Никита отошел к ним, прошептав: «Видно, на то воля божия!»

Только Степан продолжал хлопотать около бездушного трупа.

Лука, Тарас и Никита молча смотрели на его работу. Наконец Никита сказал:

— Полно, Степан! Что уж тут?.. Видишь…

Но Степан не отвечал, а продолжал свое дело.

И долго сидел он у бесчувственного тела бедной дикарки, пробовал, повторял и опять повторял все знакомые ему способы возвращать к жизни утопленников, — нагибался к ее лицу и долгим дыханием старался возвратить ее к жизни; но усилия его были напрасны: жизни уже не было в бедной дикарке.

IX

Промышленники наши жили несколько времени в юрте и каждый день расходились в разные стороны на поиски своих товарищей; часто с той же целью наведывались к байдаре, покинутой под утесом. Не досчитывались они теперь Савелья Смешливого да Ивана Каменного; не досчитывались они еще Вавилы, но его уже искать было нечего! Вечером они возвращались с поисков, сходились в юрте, раскладывали огонь и передавали Друг другу похождения дня. Тарас, впрочем, редко удалялся от острожка больше чем на версту; зато Никита, смелый и самонадеянный, выхаживал в день огромное пространство. У него были теперь порох и пули, и он ничего не боялся. Случалось даже, что он пропадал по два дня. Раз промышленники собрались в юрте после дневных поисков, а Никиты нет, вот и ночь — его нет. Промышленники решили, что он, видно, зашел далеко и остался ночевать. Беспокойство рано пробудило их, и они весь тот день не ходили на поиски, поджидая Никиту, но Никита не пришел. Прошел опять день и еще день — Никиты не было. Тогда промышленники отправились искать его; два дня пропадали Степан и Лука, даже Тарас отошел далее обыкновенного; на третий день сошлись они и передали друг другу печальную весть, что никоторому не удалось попасть на след товарища.

Отчаяние овладело промышленниками. Еще несколько дней ждали они, наконец решились итти в ближайший к ним Нижний Острог, в надежде, не попал ли уж туда Никита каким-нибудь образом.

На второй день пути заслышали они дикие и громкие крики, а потом увидели огромную толпу, шедшую весьма беспорядочно. Впереди развевалось военное знамя. — Шпинников! Шпинников! — радостно закричал Лука. — Прибавь, братцы, шагу!

Промышленники скоро догнали толпу, поразившую их своей пестротой. Тут были русские казаки; камчадалы вооруженные и камчадалы скованные; женщины веселые и нарядные и другие женщины — худые, оборванные, привязанные одна к другой и шедшие кучками; наконец дети, тоже привязанные друг к другу и тянувшиеся цепью. Смесь одежд, лиц и наречий была невероятная. Песни, хохот, рыдания, грохот барабанов, болезненные стоны и крики неистового веселья — все сливалось в дикий, раздирающий гул, далеко разносившийся, кругом.

166