Том 9. Три страны света - Страница 217

217

— Сюда воды! сюда!

Борька, притаив дыхание, смотрел на эту картину, дело рук своих. Вдруг вместе с раскатом грома рухнулся балкон, пламя и дым огромной массой вырвались наружу, и тогда Борька увидал в дверях обгорелого балкона высокого старика с железным заступом в руках. Старик погрозил ему, тихо засмеялся и, взмахнув длинными руками, достал до вершины дерева на котором сидел Борька. Ветер завертел и закачал дерево… Борька видит; старик все становится выше и выше, вот он стал в уровень с деревом! Борька закрыл глаза, голова его закружилась, он упал на землю без чувств.

Едва начинало рассветать, когда Борька очнулся; дождь лил как из ведра, Весь сад был наполнен гарью.

Приподняв голову, Борька вскочил в ужасе: старого дома нельзя было узнать, стены были черны, окна повыбиты, крыша вскрыта, как череп у человека; первые утренние лучи бросали унылый свет на обгорелые остатки.

Задыхаясь от дыма, Борька побрел домой. Проходя двор, он содрогнулся: мебель барская валялась в беспорядке по двору, облитая дождем. Узлы, сундуки, разная посуда — все было вытащено из предосторожности. Часовые, важно развалившись в барских креслах, сладко спали. Борька, никем не замеченный, прокрался к перине и лег на нее. К утру он был в бреду и чуть не умер.

Никому не пришло в голову, что дом загорелся не от грозы.

Бранчевский простудился на пожаре и тоже слег в постель. По выздоровлении Борьки его потребовали в комнаты. С этого дня жизнь Борьки изменилась; он пил и ел за одним столом с Володенькой. Его перестали звать Борькой. Боря с каждым днем больше был любим сыном Бранчевских. Правда, он был изобретателен: лазил на деревья доставать птичьи гнезда, выдумывал беспрестанно новые игры, а по вечерам рассказывал Володеньке сказки, которым выучила его мать перед своей смертью.

Начались уроки; Боря с жадностью вслушивался, чему учили Володеньку, а потом помогал ему выучивать уроки, начитывая их, когда они, играли. Он писал Володеньке тетрадки и умел с необыкновенным искусством подделываться под его руку. Боря был одет, как и Володя. Бранчевская помирилась с Борей: он старался услуживать ей и всегда умел показать свое благоразумие.

Время шло, и сын Бранчевских сделался взрослым юношей. Боря был старше его пятью годами, но по росту казался перед ним ребенком.

Лицо у горбуна было довольно красиво, если б не вечная улыбка на его тонких, губах. Он был бледен, большие блестящие глаза придавали его лицу особенную энергию; руки его своей правильной формой и белизной обращали общее внимание. Редко кто мог вынести взгляд его блестящих глаз, которые вечером казались совершенно черными, а днем зеленовато-серыми.

Любовные интриги, займы денег — все устраивал горбун для молодого Бранчевского и вел дела так хорошо, что все больше и больше входил в его доверенность.

Вдруг молодой Бранчевский влюбился в дочь экономки, бедную девушку, которая жила со своей матерью из милости в их доме. Горбун ревновал своего покровителя ко всем, кого только он начинал любить; притом эта девушка, по разным причинам, ненавидела горбуна; все это он знал и знал также слабый характер Владимира. Страх потерять свое влияние над ним внушил ему мысль подняться на хитрость. Он так устроил тайное свидание молодого Бранчевского с дочерью экономки, что Бранчевской донесли об этом.

Страшен был гнев матери; она грозила сослать из дому и экономку, и ее дочь, и даже горбуна, за то, что он, будучи так близок к ее сыну, не предуведомил ее об угрожающей опасности.

Молодой Бранчевский испугался гнева матери и кинулся к горбуну за советами.

— Я сам, может быть, пойду по миру за ваши проделки, — в негодовании сказал горбун.

Покровитель его клялся, что не допустит до этого, что он не хочет погубить никого.

Горбун, подумав, предложил следующее: он все возьмет на себя, скажет, что давно любит эту девушку, что она его тоже любит, и что Владимир был только посредником их любви. Хитрость была сплетена так ловко, добровольное признание горбуна было так правдоподобно, что Бранчевская поверила. Казалось, все уладилось благополучно. Но раз чего-нибудь испугавшись, Бранчевская не была покойна.

В одно воскресенье, собрав множество гостей, Бранчевская вдруг объявила, что у нее в доме жених и невеста. Гости подумали, что дело идет о сыне; но к общему удивлению, она приказала позвать горбуна и дочь экономки и при всех гостях объявила им, что известная ей любовь их наконец может увенчаться счастливой развязкой. Жених и невеста так дико посмотрели друг на друга, что Бранчевская с улыбкой заметила:

— Вы, кажется, от радости одурели оба!

Горбун не верил своим ушам, он искал глазами молодого Бранчевского, но его не было в комнате. Невеста откровенно созналась горбуну, что не любит его: но он знал, что иначе изобличится обман, и решился жениться. Владимир утешал его, что даст ему денег, что не оставит его; но горбуну не нужно было никаких утешений: в первый раз в жизни его самолюбие, хоть наружно, не было уколото. Невеста была молода и хороша собой и шла за него, как всем было известно, по любви.

Одно тревожило горбуна: любовь к его невесте молодого Бранчевского.

В день свадьбы старик Бранчевский поднес горбуну право на звание купца, а Бранчевская десять тысяч деньгами.

После свадьбы горбун еще сильнее стал ревновать свою жену к молодому Бранчевскому. Он не любил ее, но мысль, что она обманывает его, что они над ним будут смеяться, делала из него изверга.

Он запирал свою жену на ключ, уходя из дому. Бил ее при малейшей тени подозрения. Жена сделалась для него источником страшных мучений; он проклинал свою жизнь.

217