— Мне никто не давал приказаний исполнить, желание ваше — ехать верхом!
Сара вспыхнула, ноздри ее расширились: казалось, пламя было готово вылететь из них.
— Какое тебе дело до приказаний других! Я хочу, я приказываю! — надменно закричала она.
— Я не выполню ваших приказаний, — отвечал глухим голосом горбун, побледнев.
Сара вскочила, с презрением оглядела его с ног до головы и засмеялась.
— Тебя заставят, урод! — гордо сказала она и выбежала из комнаты.
Бранчевская, видя избалованный характер Сары, решилась исправить ее, надеясь на свое влияние и твердость воли. Она отказывала ей во всех удовольствиях, которые могли бы усиливать ее смелость, и думала, что этими лишениями сделает из своенравной Сары послушную невестку. И на этот раз просьбы Сары остались тщетны. Сара в ярости убежала в свою комнату и расплакалась. Но скоро она перестала плакать, тщательно вытерла слезы и дала себе слово во что бы то ли стало сегодня же ехать верхом! Она вбежала в залу, как будто ничего не произошло между ею и горбуном, вертелась, прыгала и вдруг, тяжело вздохнув, сказала, как будто самой себе:
— Если б мне подвели теперь оседланную лошадь, я бы…
Она остановилась и лукаво посмотрела на горбуна. Он вздрогнул и поспешно спросил:
— Что бы вы сделали?
— Я?.. Я дала бы поцеловать палец своей перчатки! — с гордостью отвечала Сара.
— Если я вам достану лошадь? — робко спросил горбун.
Сара залилась смехом и забила в ладоши. Горбун побледнел и глухо спросил:
— Вы исполните ваше обещание?
— Беги! — повелительно сказала Сара и продолжала смеяться.
Через час верховая лошадь, оседланная по-дамски, стояла под горой у старого сада. Горбун держал ее под уздцы и тревожно, ждал. Беговые дрожки стояли невдалеке, и лошадь, привязанная к дереву, махала хвостом, отгоняя мух, и рыла копытом землю.
Шелест послышался в кустах, и Сара, как привидение, явилась перед горбуном. Она надела сверх своего белого платья длинную белую юбку; на голове ее была черная шляпа с широкими полями, на которой с одного боку приколоты были два черных пера. Черные ее волосы, заплетенные в косы, висели и колыхались на ее гибком стане.
Горбун остолбенел; он испугался своей смелости. «Что если узнают?» — подумал он; но Сара уже схватилась за ручку седла и быстро спросила:
— Как же я сяду?
— Я вас подсажу, — робко отвечал горбун.
— Не хочу! — с сердцем возразила Сара, потом вдруг засмеялась и повелительно сказала: — Нагнись!
Горбун нагнулся. Сара вскочила на его спину, ловко села в седло и, не дав очнуться горбуну, ударила его хлыстом по спине, потом стегнула свою лошадь и понеслась, как стрела.
Горбун с секунду не мог встать с колен; когда он поднял голову, белое платье, Сары едва виднелось. Он в отчаянии кинулся на беговые дрожки и пустился за ней.
Прогулки такого рода стали повторяться все чаще и чаще. Сара требовала, чтоб горбун ездил с ней тоже верхом; но, убедившись, что это невозможно, она придумала другое средство: одела его в женское платье и в этом наряде посадила на дамское седло. Как дитя, тешилась Сара своей выдумкой, и звучный смех оглашал лес; маленькими своими ручками поправляла она горбуну волосы и не спускала с него глаз, называя его нежными именами. Горбун молчал и прямо глядел ей в глаза. В тот вечер Сара была весела до безумия.
— Послушай меня, красивая моя подруга, поедем-ка к моему дяде, я хочу видеть Алексиса.
Так звала она молодого человека, который был дальним родственником старому графу и жил у него.
Горбун в испуге посмотрел на Сару и робко заметил, что слишком далеко.
— Я хочу!
И Сара ударила по лошади и понеслась во весь опор. Горбун едва держался в седле, скача за нею, и жалобным голосом кричал:
— Боже мой, вы меня погубите!
Сара сдержала лошадь и повелительно сказала:
— Хорошо, я не поеду, ты поезжай вперед и скажи Алексису, что я хочу его видеть!
Горбун указал на свое платье и отчаянным голосом спросил:
— Как же я могу так ехать?
— Вот хорошо! Ты думаешь, что ты не хорош? — насмешливо спросила Сара.
— Будут смеяться… я в таком наряде!
— Неужели ты думаешь, что есть платье, которое может тебя сделать смешнее, чем ты есть? Вздор! Я хочу, чтоб ты именно в этом платье ехал. Мне скучно; я хочу, хочу, видеть Алексиса! — с горячностью кричала Сара.
Горбун побледнел и умоляющим голосом сказал:
— В другой раз, ради бога, в другой раз!
— Нет, я хочу сегодня, сегодня его видеть, — закричала Сара.
Горбун заплакал. Сара стала смеяться, думая, что он нарочно плачет, чтоб рассмешить ее, но горбун рыдал не шутя. Отчаяние его с каждой минутой возрастало. Он начал рвать с себя платье, судорожно сжимал руки и, наконец, стиснув зубы и застонав, рухнулся с лошади.
Сара испугалась, она соскочила с лошади и, дрожа, смотрела на горбуна, валявшегося в судорогах по земле.
— Не нужно, я не пошлю тебя! — кричала Сара, в досаде топая ногою и в то же время заливаясь горькими слезами. Ей стало жаль горбуна, она опустилась на колени и, взяв его за руку, ласково сказала:
— Встань, нам пора ехать домой! Но горбун лежал без чувств.
— Боже мой, что это такое! — в отчаянии сказала Сара, глядя на горбуна.
Ей стало страшно; она осмотрелась кругом: лес был густой, все, было тихо, только шумели деревья да щебетали птицы; горбун, как мертвый, лежал у ее ног, Сара не знала, что делать; рыдая, села она на свою лошадь и медленно поехала прочь, продолжая плакать. Но вдруг она ударила лошадь и ускакала.