Том 9. Три страны света - Страница 223

К оглавлению

223

— Ну, рассказывай, — машинально сказала Сара и закрыла глаза, приготовившись слушать.

Горбун начал дрожащим голосом:

«Мне было очень грустно; я долго думал о своем положении: я один, меня никто не любит, надо мною все смеются. Я осужден не знать любви, в то время как страсть сжигает меня».

Он приостановился и поглядел на Сару. Неожиданное молчание вывело ее из дремоты, и она быстро сказала:

— Ну, продолжай! Смешно, очень смешно, что ты говорил…

Горбун горько улыбнулся и продолжал:

«И с этими мыслями я задремал; сон еще не успел овладеть мною вполне, как передо мною начали мелькать какие-то лица; они дразнили меня, щипали, бранили, и я не мог сдвинуться с места; ноги и руки мои были как будто скованы. Это, кажется, еще больше поощряло моих жестоких мучителей. Я рыдал, чувствуя свое бессилие, проклинал себя и, наконец, дошел до страшного состояния. Я вызвал на помощь себе нечистую силу, чтоб отомстить. Загремел гром, люди с криком разбежались, я остался один, вдруг потолок рухнулся… я почувствовал, будто лечу; точно я очутился в нашем старом саду; старик с заступом стоял передо мною. Он посмотрел на меня насмешливо и велел итти за собой. Мы долго шли дремучим лесом; пропасти и болота превращались перед нами в равнины, и мы свободно проходили по ним. Звери, встречаясь с нами, раболепно падали, птицы замирали в воздухе, не смея опередить нас; мы все шли лесом глубже и глубже. Вдруг поднялась буря, столетние дубы стонали и с треском падали, звери выли… земля заколыхалась, и мы стали опускаться… Я лишился чувств. Открыв глаза, я увидел, что лежу среди обширного луга, на мягкой, высокой и душистой траве. Кругом меня весело распевали птицы. Свет был розово-матовый. Цветы самые роскошные росли на этом лугу. Мне было так весело, так легко, что я заплакал от счастия. Вдруг послышались нежные звуки арфы и гармонический голос… Очарованный, я подкрался к кусту роз, откуда неслись звуки, раздвинул его, и голова моя закружилась. Качаясь на кустах роз, лежала женщина. Лицо ее поразительной красоты как будто было знакомо мне; она лукаво улыбалась. Долго я смотрел на ее черные волосы, на ее ласковые глаза, на ее белую грудь. Я забыл все, я упал на колени, хотел прильнуть к ее губам… но она, как птичка, порхнула и высоко села на дерево и там снова запела, призывая меня. Долго я ловил ее… наконец поймал! Она дрожала в моих руках. Я прижимал ее к своей груди, я целовал ее, и она не отворачивалась от меня. Коротко было мое счастье! Вдруг все потемнело, я очутился снова в дремучем лесу, старик с заступом насмешливо посмотрел на меня и сказал:

„Твоя злоба, твоя жажда мести — все исчезло при первом моем испытании! Зачем же ты звал меня?..“

Я сознался ему, что готов все забыть, все простить, лишь бы еще раз увидеть эту женщину, что готов даже вынести все мучения, какие он может придумать, только бы снова обнять ее.

Старик улыбнулся и сказал:

„Ты мой! Выбирай же несметное богатство на всю жизнь, или минутное счастие обладать этой женщиной…

Я согласился на…“

Горбун остановился; в эту минуту он заметил, что Сара, спустив свои ножки с кровати, внимательно слушала его.

— На что же ты согласился? — с любопытством спросила она.

— На последнее! — отвечал горбун и продолжал:

— „Если так, сказал мне старик, то ты подвергнешься испытанию…“ Но тут грянул гром и старик исчез…»

Едва успел договорить горбун, как порыв ветра, который давно уже бушевал на дворе, ворвался в комнату, распахнул занавески у кровати, погасил огонь, зашумел бумагами, лежавшими на столе, застучал ставнями. Молния осветила комнату… Сара приподнялась, вскрикнула и без чувств упала на подушки.

Глава VI
Охота

Наутро горбун пропал из дому; все всполошилось. Сара скучала о нем и рассказывала всем, что она собственными глазами видела старика с заступом. Два дня пропадал горбун, на третий день вечером явился. Он был худ, глаза его ввалились, волосы были всклокочены, платье изорвано. Молча пришел он в свою комнату и заперся в ней. Сару тотчас же известили о возвращении его и состоянии, в котором он находился. Наутро горбун уже был одет и причесан по-прежнему, только судорожная дрожь подергивала его. Ни ласками, ни угрозами Сара не могла выведать у него причины трехдневного бегства, он повторял одно:

— Это моя тайна!

С этого дня горбун начал возбуждать в Саре ревность к ее мужу, который продолжал кутить и играть то с разгульными деревенскими соседями, то в ближнем губернском городе.

Старуха Бранчевская захворала. Сара вдруг изменилась к ней: она усердно ухаживала за больной, и свекровь, умирая, благословляла свою невестку за попечение о ней. Сара была тронута смертию свекрови, которая в последнее время уже ни во что не входила и не мешала ей делать, что вздумается, да и Сара, утолив первую жажду властолюбия, давно уже поугомонилась: они могли жить мирно. Поплакали, поскучали и вскоре, как водится, забыли старуху Бранчевскую.

Оставшись полными хозяевами своей воли и своих доходов, молодые Бранчевские начали жить еще роскошнее и безрасчетливее; долги быстро росли; но ни муж, ни жена не обращали внимания на советы и предостережения горбуна. Впрочем, он сам иногда подавал Саре мысль затеять какое-нибудь празднество, стоившее огромных денег.

У Сары явились прихоти и капризы, еще страшнее прежних. Она, как ребенок, бегала, прыгала и безумно скакала верхом. Надев амазонку, перекинув через плечо ружье, Сара с толпою гостей и слуг отправлялась на охоту. Ее звонкий смех далеко разносился по лесам и полям.

223