Том 9. Три страны света - Страница 226

226

— Что же я должна делать? — спросила насмешливо Сара.

— Умерить себя…

— Я… я буду умерять себя, я?

— Что ж делать? Ваши дела запутаны…

Сара дико засмеялась, горбун вздрогнул: он узнал смех, который всегда был предвестником страшного гнева Сары.

— Я покажу тебе, как я намерена себя умерять, — сказала она и подошла к туалету, на котором разложены были дорогие вещи, приготовленные для ее туалета; схватила их и стала судорожно мять и ломать, потом кинула на пол и принялась топтать ногами. — Чтоб точно такие вещи были у меня завтра! — повелительно сказала она, кинувшись на кушетку. — А кольцо с опалом чтоб было у меня сейчас же! Иди!

Горбун молча вышел.

Кольцо с опалом, которое он достал ей, очутилось на руке дона Эрнандо.

Горбун обратился и к Бранчевскому с просьбой умерить расходы, пугал его разорением; Бранчевский призадумался, дал слово остепениться; но через два дня, проиграв значительную сумму, он приказал горбуну непременно достать ему денег.

Саре было не до экономии: она в первый раз любила. Страсть ее не знала границ. Она не спускала глаз с своего испанца; проводила с ним все свое время; ревновала его даже к вещам; то проклинала его, плакала, рвала на себе волосы в его присутствии, то вдруг становилась нежна, кротка до унижения. Только он один мог противоречить ей.

Время шло. Сара жила одной страстью. Ночи быстро летели, превращенные в дни. Устроив потайную комнату с ходом прямо на улицу, Сара убрала ее с неслыханной восточной роскошью, и там, нарядившись в восточное платье, украшенное дорогими каменьями и брильянтами, на мягких подушках, в нетерпении ждала к себе возлюбленного. Самые тонкие блюда и вина являлись к ужину. Горбун вполне походил на евнуха; лицо его постоянно хранило лукавое и злое выражение; какой-то умысел хранил он в своей душе. Без противоречий, без ропота, как будто машинально, исполнял он все прихоти Сары, которая все больше и больше вверялась ему.

Раз днем Сара ввела горбуна в свою потайную комнату. В ее движениях было что-то странное и таинственное. Горбун был потрясен роскошной негой комнаты и таинственными взглядами Сары. Страшная мысль мелькнула в голове его. В испуге, в борьбе с самим собою, нерешительно глядел он на Сару, которая сидела в задумчивости. Наконец она быстро подняла голову и устремила на горбуна проницательный взор.

— Истинно ли ты мне предан? — спросила она.

Горбун смешался и вопросительно смотрел на нее.

— Способен ли ты понять всю важность моей доверенности к тебе? — продолжала она.

— Чем я мог возбудить ваше сомнение? — перебил ее горбун дрожащим голосом.

— Я знаю, ты предан мне! — гордо и с уверенностью, сказала Сара.

— О, я готов чем угодно доказать вам мою преданность! — с горячностью воскликнул горбун.

— Я все вижу — и ты будешь щедро награжден. Судорожная улыбка мелькнула на губах его; он слегка поклонился.

— Послушай! — шепотом сказала Сара и огляделась во все стороны, краска выступила на ее лице, она продолжала быстро: — Мне нужна верная женщина…

Горбун пошатнулся, мгновенный и тихий страдальческий стон вылетел из его груди; он так сильно сжал свои руки, что суставы хрустнули. Сара, слишком занятая собственными мыслями, ничего не заметила.

— Я не буду жалеть денег, твоя жизнь, твое благосостояние — все упрочится, если ты сохранишь тайну. — Она закрыла лицо руками и упала в подушки дивана, не взглянув в лицо горбуна, которое дышало в эту минуту адской, злобной насмешливостью.

Через несколько месяцев у Сары родилась дочь, которую отдали на воспитание одной женщине, отысканной горбуном. Она была русская и, попав в Париж с своей госпожой, по смерти ее не знала, как добраться домой. Горбун обещал ей, что она будет отправлена вместе с ребенком в Россию, и этой надеждой купил ее безграничную преданность. Сара, казалось, еще сильнее привязалась к дону Эрнанду; она тиранила его своей любовью; ей все казалось, что он холоден, неверен ей; испанец, наконец, устал и, видимо, начал избегать ее…

Сара близка была к безумию. Раз вечером она приказала горбуну готовить все к отъезду, задумав бежать с своим возлюбленным в Испанию, в надежде, что на родине он сильнее будет любить ее.

Терпение горбуна лопнуло. Он решился прекратить страдания Сары. В надежде ослабить узы, связывавшие ее с доном Эрнандо, он отправил ребенка с его кормилицей в Петербург, а Саре сказал, что дочь ее умерла. Потом он объявил Саре, что испанец любит другую.

Гнев, отчаяние Сары были страшны. Горбун плакал вместе с нею, и слезы его были искренны. Сара несколько раз давала ему слово разорвать свою связь, но при встрече с испанцем все забывала и, осыпая его ласками, просила не покидать и любить ее.

Возмущенный такой слабостью, горбун рассказал Саре, что испанец не только изменяет ей, но еще нагло хвастается ее любовью:

— Он говорит, что вы ему надоели!

Сара вскочила, полная негодования, глаза ее заблистали, ноздри расширились.

— Не может быть! — воскликнула с обычной надменностью.

— Угодно? Я вам докажу.

— Хорошо, если ты мне докажешь, то я… я…

Горбун радовался.

— Я вас не узнаю! Вам ли сносить такое пренебрежение? — заметил он.

— Я не могу перестать любить его, — прошептала Сара, зарыдав, как дитя.

— Вы презирайте его.

— Не могу, не могу!..

Она в отчаянии кинулась на диван, металась и рыдала.

— Еще можно было бы простить ему, если б он пренебрегал вами для какой-нибудь женщины… не говорю, равной вам, но хоть любимой… а то для первой встречной…

226