Другим произведением английской литературы, отозвавшимся в «Трех странах света», можно считать роман Г. Филдинга «Том Джонс» (рус. пер. — 1848). Здесь наблюдается сходство в «Прологе»: богатому помещику, известному своей добротой, подкидывают младенца.
Во всех отмеченных случаях зарубежный образец дает первоначальный творческий импульс и присутствует в романе лишь в виде общей сюжетной схемы.
Реминисценции из русской литературы менее очевидны.
Отмечено общее воздействие Гоголя — в портретных характеристиках, жанровых сценах, диалогах, сравнениях, лирических отступлениях (см.: Евгеньев-Максимов, т. II, с. 150–151). Прослеживается некоторая аналогия с «Портретом»: бедный художник, снимающий комнату на Васильевском острове, квартирный хозяин, угрожающий ему выселением, богатый и безжалостный ростовщик, обитающий в захолустье, старухи, промышляющие поношенным платьем.
Из рядовых отечественных беллетристов должен быть назван И. Т. Калашников, автор романа «Камчадалка» (СПб., 1834; 2-е изд. СПб., 1843). В этом романе широко используется ученый труд Крашенинникова (в издании 1818 г.) «Описание Земли Камчатки» (1755). К тому же источнику в «Трех странах света» обращается и Некрасов, причем в подборе имен и описаний он во многих случаях идет непосредственно за Калашниковым. Более того, сюжетная линия горбуна (отец, преследующий своего неузнанного сына; старик, склоняющий к сожительству девушку) повторяет в схеме историю ведущего героя «Камчадалки» Антона Григорьевича.
Изображение развалин барской усадьбы (часть седьмая, главы I, V) напоминает соответствующую картину в повести А. А. Марлинского «Латник» (1835).
Другие случаи сходства указывают скорее на совпадения, чем на влияние или заимствование.
Весьма широк круг источников, относящихся к специальной литературе. Кроме упомянутого труда Крашенинникова, в роман вошли материалы (нередко и тексты) многих книг и статей, с которыми Некрасов знакомился в Публичной библиотеке (ем.: Панаева, с. 176), — о Сибири и о русских владениях в Америке («Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова…», ч. 1–2; 1810–1812), о киргизах (книга А. Левшина «Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей», ч. 1–3 (1832), статья А. П. Соколова «Астрахань в ее прошлом и настоящем» (1846) и др.), об Архангельском крае и о Новой Земле («Очерки Архангельской губернии» В. Верещагина (1847–1848); опубликованный А. П. Соколовым штурманский дневник И. Н. Иванова «Опись берегов Северного океана, от Канина Носа до Обдорска…» (1847); книга Ф. П. Литке «Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге „Новая Земля“ в 1821–1824 годы» (1828); «Дневные записки» П. К. Пахтусова (1842–1845) и др.), о Вышневолоцкой водной системе (статья И. Ф. Штукенберга «Боровицкие пороги»; 1836).
Перерабатывая специальную литературу в беллетризованный текст, Некрасов стремится прежде всего к занимательности рассказа и обращает преимущественное внимание на необычное, экзотическое. Гонка барок через пороги; редкостные картины и явления природы — громады льдов в океане, северное сияние, миражи, высокие горы и бескрайние степи, жестокий мороз и палящий зной; вид и повадки редких животных — моржей, китов, морских коров, сивучей: быт и нравы народностей, населявших окраины Российского государства, — ненцев (самоедов), лопарей, хантов (остяков), киргизов, якутов, ительменов (камчадалов), коряков, чукчей, эскимосов, индейцев — такова панорама «стран света» в «географической» части романа. Вся эта литература, включающая и труды почти столетней давности, не всегда соотнесена с современной действительностью с соблюдением исторической и географической точности.
Авторская принадлежность текстов в «Трех странах света» условно определяется по немногочисленным мемуарам, по отразившимся в произведении фактам из биографий авторов, по преемственности мотивов романа с прежними произведениями авторов.
Мемуарные свидетельства очень скупы и далеко не во всем достоверны.
Свидетельство самого Некрасова о работе над «Тремя странами света» сохранилось лишь в пересказе А. С. Суворина. Оно не содержит подробностей, относящихся собственно к этому произведению, а касается составления книжек «Современника» в годы, когда печатались и «Три страны света», и «Мертвое озеро»: «У меня в кабинете было несколько конторок. Бывало, зайдет Григорович, Дружинин и др. Я сейчас к ним: становитесь и пишите что-нибудь для романа, — главу, сцену. Они писали. Писала много и Панаева (Станицкий). Но всё, бывало, не хватало материала для книжки. Побежишь в Публичную библиотеку, просмотришь новые книги, напишешь несколько рецензий — всё мало. Надо роману подпустить. И подпустишь. Я, бывало, запрусь, засвечу огни и пишу, пишу» (Суворин А. С. Недельные очерки и картинки. — НВ, 1878, 1 янв., № 662; см. также: ЛИ, т. 49–50, кн. 1, с. 203–204).
Заметка Суворина побудила Панаеву обратиться к биографу Некрасова А. М. Скабичевскому с опровержением рассказанного о Григоровиче и Дружинине. С ее слов Скабичевский писал: «…лишь г. Григорович сделал было попытку написать одну из глав романа, но ландшафтная поэзия г. Григоровича оказалась не подходящей к духу и характеру романа. Г-н Григорович <…> всю главу посвятил описанию лунной ночи; глава эта так и не вошла в роман, и затем г. Григорович ничего более для романа не писал» (Скабичевский, с. 394–395).
Трудно поверить этому сообщению, проникнутому неприязнью к Григоровичу. Автор «Деревни» и «Антона Горемыки», имевших сильнейший общественный резонанс, назван вопреки очевидности представителем «ландшафтной поэзии». Глава, целиком посвященная описанию лунной ночи, не в духе творчества Григоровича; кроме того, она невозможна и в контексте романа.