Том 9. Три страны света - Страница 287


К оглавлению

287

Основной тезис статьи заключался в том, что эпоха 1840-х гг., с характерной для нее неразвитостью и отсталостью общественной мысли, не могла не сказаться самым пагубным образом даже в «одном из лучших» романов того времени — «Три страны света» (там же, с. 9).

Отмечая в романе «протест против тогдашних порядков», Ткачев вместе с тем утверждал, что этот протест «не шел далее весьма деликатного указания на мрачные стороны помещичьей власти и бессмыслие помещичьего времяпрепровождения <…> на самодурство богачей, развращенных крепостным правом, вроде Добротина, Кирпичова, на бедность и страдания „честных тружеников“, вроде Граблина, дяди Полиньки, матери ее, ее самой, Душникова и т. п.» (там же, с. 11).

Главная мысль романа формулировалась в статье так: «…„чистая любовь“ все преодолевает и над всем торжествует; она дает силу и капитал приобрести, и невинность сохранить; она украшает человека в борьбе с жизнью и ведет его, в конце концов, к высшему земному счастью — счастливому браку и богатству». Авторы выступали перед читателями прежде всего в роли утешителей, «возвышая в их собственных глазах ценность того единственного богатства, которым они обладали, — способности трудиться». Такого рода оптимизм «извращал протест; преувеличивая значение личных добродетелей человека, он тем самым низводил почти к нулю значение общих условий жизни» (там же, с. 22, 11, 12).

Поскольку русская действительность 1840-х гг., развивал свою мысль Ткачев, абсолютно исключала торжество добродетели и наказание порока, авторы «Трех стран света» по необходимости должны были обратиться к фантастическому вымыслу, «уснащая» роман «„неожиданными встречами“, неправдоподобными „превращениями“, эффектными „столкновениями“, чудодейственными „спасениями“ и тому подобными театральными вычурами и прикрасами». Отсюда же и психологическая неубедительность характеров: «Каждая фигура воплощает в себе одну, две, три каких-нибудь идеи, и этим воплощением исчерпывается ее роль», так что «любой лубочный романист, вроде вечной памяти Булгарина или Зотова, не сочинит ничего глупее и бестолковее» (там же, с. 13, 21, 18).

Проблески литературного таланта Ткачев видел в романе лишь там, где авторам доводилось «срисовывать» те «простые, обыденные личности», которые «случайно стояли в узком районе авторских наблюдений». Аналогичным образом оценивал Ткачев и главы, изображающие окраины русского государства: «Очевидно, что он <автор> делает выписки из какого-то старого заброшенного путешествия; но скомпилированное путешествие может ли произвести эффект художественной картины?» (там же, с. 26–27, 15).

В заключение статьи Ткачев ставил вопрос, на который не давал ответа, предлагая сделать это читателям: «Когда этот человек говорит искренно: тогда ли, когда решает вопрос, „кому на Руси жить хорошо“, или тогда, когда в сотрудничестве с г. Станицким пишет „Три страны света“?» (там же, с. 29).

Статья Ткачева вызвала полемический отклик В. П. Буренина. Полным непониманием того, «ради чего написан был в свое время роман», объяснял Буренин самый факт подробного и придирчивого разбора «Трех стран света» на страницах журнала «Дело». Буренин соглашался с Ткачевым в том, что «романические эффекты» в романе «пошлы, избиты, неправдоподобны», что «картины <…> малеванные, вывесочные» и «внутренний замысел романа беден». Но, пояснял критик, все это имело «вынужденный характер» в «объяснялось особыми целями» авторов и «особенными обстоятельствами» создания романа, а именно тем, что «такие романы писались нарочно для чтения массы», так как в те годы «более тонким искусством, менее декоративной живописью масса не могла бы завлечься»: она нуждалась в «грубых и банальных эффектах», требовала «чисто внешней интересности содержания», признавала только «прописную мораль и прописные тенденции». Своим романом, рассчитанным на «материальную поддержку в публике», Некрасов «в свое время поддержал интерес к „Современнику“» (СПбВ, 1872, 23 дек., № 352).

В рамках своей задачи авторы, полагал Буренин, обнаруживают «полное понимание беллетристического дела», «имеют достаточный запас фантазии», «владеют рассказом», знают «те пределы, до которых следует доводить банальные эффекты».

Переиздание романа Буренин считал ошибкой, но отводил упрек от Некрасова, предъявляя претензию лишь к Панаевой: «Может быть, г. Некрасов вовсе не желал видеть новое издание своего забытого произведения, но был принужден согласиться на таковое ввиду желания г. Станицкого» (там же).

…старше только двумя месяцами Оли исправниковой… — Исправник — начальник уездной полиции.

ломбардные билеты возила с собою… — Ломбардный билет — квитанция, выданная в счет денег, помещенных на хранение в ломбард при Приказе общественного призрения (см. примеч. к с. 63).

кабалистические знаки в каком-нибудь волшебном замке. — Распространенный мотив «готического» романа. Кабалистика — здесь: чародейство.

с длинной фалбалой… — Фалбала — оборка.

— Тубо, Фингал! — Команда, означающая: «Стой!», «Не тронь!», «Спокойно!».

голландский диван, с которого, неизвестно почему, тотчас вскакивали… — Жесткие, с высокой спинкой диваны голландского гарнитура были в 1840-е гг. принадлежностью небогатых квартир. Модные в петровское время, позднее приобретались по дешевой цене на Щукином дворе (см. примеч. к с. 93).

Катехизис — основы учения христианской церкви.

не издавал звуков, похожих на «ко-ман-ву-пор-те-ву» или «бон-жур»… — «Ко-ман-ву-пор-те-ву» (франц. «Comment vous por-tez-vous?») — «Как поживаете?»; «Бон-жур» (франц. «Bon jour») — «Добрый день».

287