Том 9. Три страны света - Страница 8
- Предыдущая
- 8 / 308
- Следующая
8
— Ну, извините… извините, — говорил Афанасий Петрович: — я никак не думал, что вы не заметите.
— Извиняю, — сказал Каютин торжественно. — Только научите, что мне делать? мне не в чем вытти!
— Наденьте мой фрак, — добродушно сказал Доможиров и опять покатился, пораженный несообразностью своего предложения: Каютин был высок и худ, а Доможиров низок и широкоплеч.
— Нечего с вами делать! — сказал Каютин, немного рассерженный. — Пойду рыться в своем чемодане: не найду ли чего в старом платье…
И он ушел.
Глава II
Пустая причина породила важные следствия
Едва вытащил Каютин на середину своей комнаты старый, запыленный чемодан и принялся его расшнуровывать, как послышался стук в дверь.
— Войдите! — закричал он, а сам убежал за ширмы.
В комнату вошла девушка лет семнадцати. Черты лица ее были благородны и привлекательны, необыкновенной белизны лоб, резко оттененный свежестью щек, нежный носик, будто выточенный искусным художником из слоновой кости, большие черные глаза с длинными, густыми ресницами, рот удивительной формы, особенно выигрывавший при улыбке, когда сверкающая белизна зубов разительно выказывала яркость ее губ и чудную их форму: такова была вошедшая девушка. Небогатый костюм ее отличался безукоризненной чистотой и грацией: ловко сидел на ней темный шерстяной бурнус, отлично сшитый, и простенькая соломенная шляпка с синими лентами, положенными крест-накрест, удивительно шла к ее хорошенькой головке.
В маленькой красивой ручке держала она узелок, завязанный в фуляр. Ее узенькие ножки обуты были очень тщательно, что невольно вас поражало.
— Кто там? — спросил Каютин из-за ширмы.
— Я, — отвечала она гармоническим голосом.
— Ах, Полинька! голубушка! как я рад!
— Скажите, что у вас делается?
— Ах, ужасные вещи!
— Да вы живы?
— Жив!
— И здоровы?
— Здоров… Представьте, мой хозяин… Знаю: раму выставил… Я иду от Надежды Сергеевны, посмотрела на ваше окно: рамы нет; я испугалась.
— Чего ж бояться!
— Да покажитесь!
— Нет, нельзя.
— Ну, так я уйду. А вы приходите ко мне: я кофею приготовлю.
— Ах, ужасная жажда!.. Мы вчера ужинали, нас было много; пили… я за ваше здоровье выпил…
И Каютин остановился.
Лицо Полиньки нахмурилось; она тяжело вздохнула.
— Полинька! Палагея Ивановна, — с испугом закричал Каютин.
Она молчала.
Он проткнул немного ширму и посмотрел на ее задумчивое лицо. Полинька развеселилась, увидав его глаз.
— Зачем вы ширму разорвали?
— Чтобы вас видеть… Ах, как мне хотелось вас видеть! Разошлись мы часу в третьем ночи; я и пошел бродить мимо окон Надежды Сергеевны: часа три ходил, — все думал вас увидеть; мне так много, так много хотелось сказать вам.
Глаз Каютина исчез. Ширмы затрещали; сделав в них окошечко, он высунул голову и сказал: «Здравствуйте!» Она подошла поближе.
— Полинька, голубушка, поцелуйте меня!
— Вот прекрасно! с какой радости я буду вас целовать!
— Бедный я, несчастный! — начал жалобным голосом Каютин. — Никому-то меня не жаль… Ничего-то у меня нет… все украли… И Полинька на меня сердится!
— Украли? — с испугом спросила Полинька. — Да говорите же!
— Вот прекрасно! с какой радости я буду вам говорить!
Полинька подставила ему свою розовую щечку, но так далеко, что, как ни вытягивал он свои губы, все безуспешно.
Полинька смеялась громко и весело. Каютин сердился.
— Нехорошо, Поля, смеяться так; а еще меня упрекала в веселости!
— Я вас упрекала в ветрености, а не в веселости. Да кто же вам мешает? Извольте, я позволяю!
И Полинька лукаво нахмурилась и опять подставила щеку; но при новой попытке Каютина ширмы затрещали и покачнулись на Полиньку. Она в испуге отскочила, с криком: «ай, уроните!»
— Проклятая ширма! — сердито сказал Каютин.
— Да скажите мне лучше, отчего вы не можете одеться? — спросила Полинька и совсем неожиданно поцеловала его.
— У меня платье украли, — весело отвечал Каютин.
— Новое? — с испугом перебила Полинька.
— Новое.
И он рассказал ей свое приключение.
— Ах, бедненький! да ты, я думаю, страшно перезяб…
— Ах, озяб, да… ужасно озяб, — отвечал он, вспомнив свое пробуждение.
— Надень мой бурнус.
— Нет, зачем? теперь я согрелся; ты озябнешь.
— Я не провела целой ночи на холоду.
И Полинька стала снимать бурнус.
— Не надо, Полинька; ей-богу, мне тепло… Ты вот только… подойди опять поближе…
И он протянул губы; но Полинька не слушалась его.
— Ах, какое платьице! ах, какая ты хорошенькая! — закричал он в восторге, когда Полинька сняла бурнус, — Ну, полно же… ну подойди же… поцелуй… Ведь ты сама сказала, что я бедный: так утешь же меня!
— Выходите сюда, — сказала Полинька и перекинула ему через ширмы бурнус.
Каютин весело выбежал из-за ширм в ее бурнусе. Он остановился перед ней, положил руки на ее плечи и долго смотрел на нее молча. Много любви и счастья выражал его взгляд. Полинька тоже смотрела на него не бесчувственными глазами.
И вдруг обоим им стало грустно. Светлое выражение их глаз помутилось. Они еще продолжали смотреть друг на друга, как у Полиньки навернулись на глазах слезы. Может быть, одна и та же мысль пришла им в голову в одно время, — мысль, что прекрасное их счастье, которое теперь в их руках, они губят сами, что как неделю, месяц, полгода тому назад, так и теперь положение их столько же неопределенно, что бог весть когда оно определится… и что время, золотое, невозвратное время, идет!.. По-крайней мере, Каютин не сомневался, что такие мысли отуманили светлые глазки Полиньки. Он хорошо подметил за минуту, сквозь отверстие ширм, задумчивое, грустное выражение ее лица… Теперь лицо ее было еще печальнее. И, глядя на нее, Каютин внутренно содрогнулся: совесть громко заговорила в нем…
- Предыдущая
- 8 / 308
- Следующая