— Извините: засиделся! — сказал он и встал.
Полинька с радостью встала тоже.
— Я завтра пришлю вам платки.
— Зачем же, зачем? я сам приду, если позволите. А вы извините, что засиделся; я, знаете, человек одинокий: рад, с кем случится поболтать. Прощайте, извините!
И горбун учтиво подошел к руке Полиньки.
Полинька не очень охотно подала ее и поспешно выдернула, почувствовав прикосновение его губ. Запирая за собою дверь, он бросил на нее такой проницательный, долгий и странный взгляд, что она испугалась, но скоро сама улыбнулась своему пустому страху и занялась платками горбуна.
Тихо, как кошка, вошел горбун в кухню к хозяйке, Не замечая его прихода, девица Кривоногова продолжала мыть чашки и ворчать: «Чего доброго, и он посватается; да нет, не бывать этому!..» И она стукнула чашкой по столу, отчего Катя и Федя, торопливо допивавшие холодный чай свой, оба разом вздрогнули.
— Позвольте узнать, нет ли у вас комнаты внаймы? — громко и резко спросил горбун.
Незнакомый, неожиданный голос так испугал хозяйку, что она пошатнулась, а потом начала креститься.
Она, кажется, совсем забыла о горбуне и смотрела на него с изумлением.
— Нет ли комнаты внаймы? — повторил он.
— Все заняты! вы разве видели билет на воротах? — с сердцем отвечала хозяйка.
— Так-с… я мимоходом спросил… славные комнаты, и дешево.
— А вы почем знаете? — спросила хозяйка несколько мягче.
— Я сейчас был у вашей жилицы: так она сказывала…
— А вы изволите ее знать? она вам знакома?
— Не ваши ли деточки? какие хорошенькие! — заметил горбун, не отвечая на вопрос.
— Нет-с, на хлебах держу, за такую малость, что, право, не стоит и возиться; да, знаете, сердце у меня такое доброе.
И хозяйка просияла; она готовила своему сердцу страшные похвалы в виде упреков; но горбун помешал ей вопросом:
— Не вашего ли супруга я имел удовольствие видеть за чаем?
Лишенное возможности бледнеть, лицо девицы Кривоноговой покрылось фиолетовыми пятнами.
— Нет-с, — отвечала она с презрением, — это поручик, мой сосед… я девица.
Горбун пристально посмотрел на девицу и, не сводя с нее глаз, спросил:
— От маменьки домик достался?
Девица Кривоногова немного смешалась, но скоро оправилась и смело отвечала:
— Нет-с; я, знаете, трудилась в молодости, и, можно сказать, трудовой копейкой приобрела дом.
— Гм! — произнес протяжно горбун и, придав своему лицу равнодушное выражение, как будто мимоходом спросил: — А жильцы у вас давно живут?
— Какие-с?
— Башмачник?
— Как бы сказать, не солгать, дай бог память… да, точно: другой год пошел.
— Хороший жилец?
— Ничего, платит аккуратно… да ведь немец, — прибавила хозяйка, давая заметить, что аккуратность платежа не есть в нем достоинство.
— А, а! так он немец?
— Да.
— А жилица хорошо платит?
Хозяйка слегка вздрогнула. Ревнивая злость снова проснулась в ней, — она не знала, что отвечать.
— Разумеется! — я ведь потачки не дам, гулять не позволю, дом свой не осрамлю, — сейчас вон, чуть что увижу!
И хозяйка грозно качала головой.
— А давно живет?
— Тоже год с небольшим, — я это помню хорошо. Она прежде переехала, башмачник потом. Он, знаете, прибавил мне на квартиру; а прежде в ней жил какой-то дворянин, не служащий, бедный такой, больной и азартный; я давно зла на него была и говорю ему, что мне нужна самой квартира. Он ну кричать, браниться: я, говорит, больной, в полицию пожалуюсь, доктор мне велит дома сидеть. А мне-то что за дело? сами посудите.
— Разумеется, — отвечал горбун.
— Ну, я ни дров, ни воды; стала прижимать его. Известно, как хозяин жильца сживает.
И хозяйка одушевилась; ее лицо при этом приятном воспоминании все просияло.
— Вот я его-таки сжила. Он, знаете, сердился, искал себе квартиру и все… а только переехал, на другой день и умер.
Горбун тихо засмеялся.
— Да, умер! ей-богу, на другой же день умер! Уж как я рада была, что его выжила: ну, как бы у меня на квартире протянулся, — поди возись, человек одинокий., да и жильцы обегают квартиру после покойника.
— Известно, невесело… Ну-с, за сим прощайте! И горбун повернулся.
— Позвольте узнать, далеко ли живете? — крикнула хозяйка, испугавшись, что забыла расспросить его.
— Далеко-с.
— Вы… — и хозяйка замялась, — вы, — продолжала она, придав своему лицу приятное выражение, — по какому делу изволили быть у девицы Климовой.
— По делу, по делу! — отрывисто отвечал горбун.
— Она шьет прекрасно, — заметила хозяйка, пробуя со всех сторон неразговорчивого горбуна.
— Не знаю, хорошо ли шьет, — отвечал горбун.
— Кажись, все на важных особ работает. Да теперь заленилась немного; жених уехал, так горюет,
— Давно? — с живостью спросил горбун, но тотчас с совершенным равнодушием прибавил: — немудрено, девица молодая, долго ли влюбиться!
— И, какая любовь! я думаю, скоро забудет.
— Разумеется… молода… хе, хе, хе! Прощайте!
И горбун поклонился. Но хозяйка не заметила его поклона, она вслух думала:
— Да-с, еще молода, забудет своего жениха; упряма, а то…
Девица Кривоногова значительно улыбнулась. Лицо горбуна, внимательно наблюдавшего за ней, тоже вдруг исказилось, и он отвечал ей такой же улыбкой. Будто узнав в нем своего поля ягоду, хозяйка радостно засмеялась, он тоже, — и, не говоря ни слова, они с минуту заливались зловещим, страшным смехом.
— Так она упряма?